Читать онлайн книгу "Лоцман на продажу"

Лоцман на продажу
Елена Ворон


Вереница разнообразных миров открывается на страницах книги. В одном из них люди живут по законам авантюрного рыцарского романа, в другом космические странники колонизуют непокорную планету, в третьем обитают Летчики и Солдаты и длится беспощадная война. До поры до времени жители этих связанных самым неожиданным образом миров и не подозревают, что над ними нависла смертельная опасность. Остановить приближающуюся катастрофу пытается Лоцман из мира Поющего Замка, однако он продан – неясно как и непонятно почему. А всякий проданный Лоцман неминуемо должен погибнуть. Удастся ли приговоренному к смерти охранителю мира выжить, не предав своих друзей? Сможет ли он выполнить свой долг и уберечь от гибели пока еще живые миры?





Елена Ворон

Лоцман на продажу



Посвящается моему сыну Дмитрию – первому читателю и ценителю «Лоцмана».







Глава 1


Ветер упал, и Поющий Замок умолк. Две белые башни молчаливо пронзали небесную синеву, немо высились зубчатые стены, и сложенный из светлого камня внутренний дворец, с его нагромождением колонн, террас и лестниц, недобро затих. Ветер не посвистывал в его галереях, не шелестел в резьбе капителей и балюстрад, не позванивал стеклами витражей. Не осыпались цветы с печаль-деревьев, их ломкие лепестки не плакали хрустальным плачем. На Поющий Замок опустилось глухое молчание, и в этой тугой тишине Серебряный Змей обрел вдвое большую ловкость и проворство.

Ингмар, пришелец с севера – крупный, светловолосый, неспешный в движениях – мысленно восславил Богиню. Какое счастье, что сегодня она назначила жертвой не Эстеллу, а Лусию. Эстелла натерпелась от Змея вчера, да и позавчера тоже. Ингмар искоса глянул на Рафаэля, пленника Замка. Юный виконт – изящный, в шитом серебром бархатном костюме, чернокудрый и черноглазый – не отрывал напряженного взгляда от спускавшихся по лестнице дам. Пленницы Замка шествовали неторопливо, величаво: красавица Эстелла в золотой парче и очаровательная, трогательная Лусия в скромном платьице белого шелка. Ее темные волосы были перевиты алыми розами и собраны в узел на затылке; казалось, тяжелый узел тянет назад хорошенькую головку, заставляет вздернуться подбородок.

Рафаэль разжал впившиеся в перила пальцы, нервно поправил шляпу с плюмажем и с улыбкой, за которой он прятал тревогу, зашагал по террасе к подножию лестницы. Ингмар двинулся следом, с беспокойством посматривая кругом. Ярко-зеленая степь за стенами Замка была пуста.

– Лоцмана нет, – вполголоса сообщил юный виконт, оглянувшись на северянина. – Опять где-то шляется, Змей его побери!

– Появится, – отозвался Ингмар. Еще не случалось, чтобы охранитель мира не явился вовремя. В чем в чем, а в безответственности Лоцмана не упрекнешь.

– Прекрасная погода нынче, господа! – прозвенел над террасой голосок Лусии, в беспечности которого чуткое ухо различило бы толику фальши.

Рафаэль снял шляпу и склонился в низком, исполненном природной грации поклоне.

– Лоцмана нет, – выдохнул он и с изысканной вежливостью ответил на приветствие дамы.

Лусия побежала по ступеням, за спиной белой дымкой взвился шлейф. Алая роза, которую она выдернула из волос и бросила виконту, упала к его ногам. Просияв, Рафаэль наклонился поднять; и в это мгновение Серебряный Змей напал.

Краем глаза Ингмар заметил яркий проблеск слева между колонн. Северянин ринулся к задержавшейся на лестнице Эстелле, взлетел по ступеням, принял на себя тяжкий удар остроконечной головы чудовища. От боли перехватило дыхание; замшевая куртка с нашитыми бронзовыми бляхами никак не могла защитить. Схватившись за грудь, Ингмар рухнул на одно колено. Эстелла с криком метнулась прочь, путаясь в юбках; упала, вскочила и снова помчалась, как безумная, под ненадежную защиту увитого розами навеса. Рафаэль бросился к Лусии, схватил девушку в объятия, как будто надеялся уберечь от предначертанного, но блестящая чешуйчатая морда тараном ударила его под ребра, швырнула на каменные плиты террасы. Лусия жестом отчаяния заломила руки. Длинная серебристая шея обвилась вокруг ее стройного стана, и Змей убрался с добычей.

Рафаэль со стоном приподнялся на локте; у него были разбиты губы. Из-под навеса выглянула напуганная Эстелла.

– Лусия! – вскрикнула она жалостно и бегом кинулась к Ингмару. – Надо освободить бедняжку. Мы можем рассчитывать на вашу помощь?

Она просительно заглянула ему в лицо; искренняя тревога в ее голосе не вязалась с глуповатыми, затасканными словами. Его покоробило.

– У нас на севере не принято оставлять друзей в беде. – От напыщенности собственного тона его покоробило еще больше.

Эстелла подбежала к Рафаэлю, вышитым платком промокнула кровь. Ингмар тоже подошел, оглядывая степь за стенами замка. «Видишь Лоцмана?» – спросили выразительные черные глаза виконта. Северянин качнул головой: нет.

– Змей его задери, – шепнул Рафаэль, и унизанная перстнями рука Эстеллы словно невзначай легла ему на лицо, прикрывая движение вспухших изуродованных губ.

Ингмар сдвинул брови: не след хулить охранителя мира – недолго накликать беду. Он прислушался. В их несуразном дворце, с его лестницами, галереями, пристройками и надстройками, Лусию не сыщешь, пока она не подаст голос. Однако над Замком висела глухая тишина.

Северянин поставил виконта на ноги.

– Идем на Львиную галерею.

Бессмысленно торчать на одном месте, талдычить ненужные слова, переливать из пустого в порожнее. Львиная галерея, украшенная скульптурами гривастых зверей, опоясывает верхнюю часть дворца, и оттуда легко заметить блеснувшую где-нибудь чешую Змея.

– Я с вами! – вскричала Эстелла, расслышала наигранность в собственном тоне и смешалась, добавила поблекшим голосом: – Не отказывайтесь – вам понадобится моя помощь.

– Ни за что! – сверкнул глазами Рафаэль. – Мы не вправе подвергать вас опасности, донна Эстелла.

Северянин и виконт переглянулись, недовольные. Почему все идет наперекосяк? Откуда эти неуклюжие слова, фальшивые интонации? Лоцман до сих пор не явился. Ингмар ощутил тоскливую пустоту и чувство заброшенности. Без Лоцмана все разваливается, все из рук вон плохо…

Оставив Эстеллу под увитым розами навесом – она кинется следом, чуть только мужчины отвернутся – Ингмар с Рафаэлем поднялись на следующую террасу, где в укрепленных на треножниках хрустальных чашах носились стайки золотых рыбок.

Виконт хрипло дышал, держась за бок, его тонкое аристократическое лицо кривилось.

– Больно? – участливо осведомился Ингмар, поддерживая юношу.

– Нет, – откликнулся Рафаэль, но глаза признались: «Зверски».

Где-то закричала Лусия – протяжным мелодичным криком, который звенел и играл музыкальными переливами. Поющий Замок ожил, вздохнул плачущим эхом и умолк в ожидании новых песен. Виконт рванулся было бежать, но пошатнулся и бессильно повис на руках друга.

Голубые, помнящие блеск северных льдов глаза Ингмара обежали террасу. Чем помочь? Ничего нет, кроме воды в чашах с рыбками. Рафаэлю не одолеть и лестничного марша, не то что взобраться на Львиную галерею – однако Ингмар не может оставить его здесь и мчаться к Лусии, потому что наверх они должны подняться вместе. Потом северянин будет оглушен, а виконт станет биться со Змеем… Рафаэлю не дойти. На кой ляд трижды клятая тварь хватила бедолагу что есть мочи?!

Ингмар усадил юношу на каменную скамью, еще раз огляделся с мрачной безнадежностью. Ни целебных растений не выросло, ни врачующего зелья не натекло. Взгляд поймал короткую вспышку – отблеск солнца на шлифованном стекле. Северянин в мыслях крепко выругался: эти ничем не помогут, что бы ни стряслось.

Снова прозвенел крик Лусии, на минуту оживил Замок. Змей мучает девушку, желая насладиться музыкальными звуками, заставляет кричать. Вчера он так же измывался над Эстеллой. Тупая тварь не догадывается, что проще заставить девушек петь…

Ингмар расстегнул бархатную куртку виконта, затем рубашку, обнажил грудь и правый бок. На месте нижних ребер лиловел большой, мягкий на вид бугор – след от удара Змеевой морды. С такими ранами не живут.

Рафаэль застонал, глянул на Ингмара с горестным удивлением. Происходящее было немыслимо, не предусмотрено, не предназначено. На глазах у всех умирал человек, который не должен умереть, которому предписано выручать плененную Змеем возлюбленную.

– Лоцман! – крикнул Ингмар. – Ло-оцма-ан!

По Замку покатилось эхо, и словно в ответ, опять закричала Лусия – призывно, жалобно. На террасу вихрем взлетела Эстелла, ахнула, увидев виконта.

– Лоцман, Змей тебя сожри! – рявкнул северянин, теряя последнюю надежду. Не может быть, чтобы их защитник отлынивал и прохлаждался в винных погребах, когда идет работа. Лоцмана в Замке нет.

Лусия завизжала, срывая голос, и Поющий Замок отозвался пронзительным эхом. Взревел обиженный Змей, и раздался истошный вопль девушки:

– Лоцман, миленький! Ло-оцман! А-а-а!

– Пой! – прорычал Ингмар, обращаясь к Эстелле. – Пой что хочешь!

Она вдруг нырнула в углубление под скамьей, на которой хрипел умирающий виконт, и выпрямилась с кувшином вина в руках. Ингмар выхватил кувшин, повернулся к Рафаэлю, а Эстелла сцепила руки, прижала к груди – и запела. Прозрачный звук высокого чистого тона поплыл над Замком, наполнил его переходы и закоулки, умножился и зазвенел ответным эхом, умиротворяя Серебряного Змея, отвлекая его от пленницы.

Придерживая Рафаэлю голову, Ингмар поил его целительным напитком. Лицу виконта возвращались краски, дыхание выравнивалось, лиловый бугор на боку опадал, восстанавливалась былая гладкость сильных мышц. Кувшин с целебным вином мог сотворить только Лоцман – значит, он все-таки появился. Слава Богине.

Эстелла продолжала петь. В богатом наряде, с самоцветами в замысловатой прическе, она выглядела красавицей. Благородный лоб, темные прекрасные глаза, тонкий нос, словно выточенный рукой вдохновенного мастера; лицо неожиданно сужалось к маленькому острому подбородку. Рот над треугольничком подбородка казался непомерно большим, однако за нежную улыбку этих свежих губ Ингмар был готов отдать полжизни.

Рафаэль отвел от лица кувшин, выпрямился, ощупал бок.

– Где он шляется? – В агатовых глазах загорелся гнев.

В колоннаде опять блеснуло солнце на стекле, затем от колонны отделилась светлая фигура и стала спускаться по боковой лестнице. Эстелла оборвала пение, а кругом зашевелились и начали удаляться еще несколько прежде незаметных фигур в маскировочных комбинезонах.

– Светлоликая, наконец-то! – вздохнула Эстелла, наблюдая их безмолвное движение. – Не знаю, кому как, а мне сегодня под объективами не по себе. – Лусия! – окликнула она. – Цела?

– Сейчас приду! – донесся ответ, и спустя минуту девушка в белом вынырнула из-под арки далеко наверху, пробежала по галерее и заторопилась вниз по лестнице. – Великая Богиня, что у вас стряслось? Уж думала, Змей меня насмерть удавит! А потом Ингмар стал орать как оглашенный, да еще песни всякие, а в сценарии ничего подобного… – Лусия пересекла террасу, подошла к виконту, который возился с пуговицами на рубашке. – Рафаэль, как вы? Больно было? Дайте, помогу, – она хотела пособить ему застегнуться, но поймала взгляд северянина и смутилась. Щеки залил неудержимый румянец, словно Лусию застигли за каким-то постыдным занятием.

Молоденькая девушка славилась крайней застенчивостью, и добивавшийся ее благосклонности виконт порой терял всякую надежду на успех. Ингмар усмехнулся, и его понимающая усмешка вывела вспыльчивого Рафаэля из себя. К тому же он вспомнил, что сгинувший Лоцман по сю пору не объявился, и взвился со скамьи.

– Где эта сволочь, я вас спрашиваю? Всю съемку, к змеевой матери, запороли; кто будет объясняться с Реж… – он осекся.

Тяжело, чуть враскачку шагая, по лестнице подымался Режиссер. Глаза из-под нахмуренных бровей смотрели сурово, выражение оплывшего, давно не бритого лица не предвещало легкого разговора. Впрочем, за минувшие шесть дней съемок никто из актеров ни слова от него не услышал, и прицепленный к поясу мегафон ни разу не был пущен в ход. Северянин и пленники Замка обернулись к Режиссеру, сдвинулись плечом к плечу.

Угрюмо выдвинув нижнюю челюсть, не разжимая губ, Режиссер вытащил из кармана штанов свернутые в трубку листки сценария, встряхнул их, разворачивая, и сунул Ингмару под нос.

– Читал я это; мы все читали, – признал северянин. – Но Лоцман не явился вовремя, а Змей так саданул Рафаэля, что… Вы же видели – он чуть не умер.

Режиссер подался вперед и хлестнул его листками по щекам. Ингмар отшатнулся, сжал кулаки.

– Это вы бросьте, – проговорил он, сдерживаясь. – Я был вынужден звать Лоцмана, потому что Рафаэль умирал.

Режиссер скривился, показывая, что ему плевать на доводы сорвавшего съемку актера.

– А почему вы начали без Лоцмана? – вступилась за Ингмара Эстелла. – Вы не имели права.

Режиссер разодрал один из листков пополам и сунул обрывок текста актрисе: тот самый эпизод, где ей предписано хлопотать над оглушенным северянином, а вовсе не петь, облегчая участь Лусии.

– Ну и что? Мне пришлось…

Режиссер сплюнул ей под ноги. Плевок попал на край подола, скатился по золотому шитью. Закусив губу, шагнул вперед виконт, и качнулся к Режиссеру северянин.

– Вон отсюда, – прозвучал над террасой властный голос. – Убирайтесь.

Тяжеловесный Режиссер неторопливо обернулся. Из боковой галереи появился Лоцман: лет двадцати трех, ладно сложенный, в черных штанах и куртке, в высоких ботинках. От природы смоляные, но уже порядком поседелые волосы были взъерошены, лоб прорезали две строгие вертикальные складки, на скулах остывал взволнованный румянец.

Охранитель мира сбежал по ступеням, остановился перед Режиссером.

– Убирайтесь, – повторил он. – Не наша вина, что так получилось. В следующий раз постараемся сыграть лучше.

У него был тонкий, одухотворенный профиль; однако стоило Лоцману повернуть голову, как лицо поразительно менялось, приобретая суровую резкость каменного горельефа. На левой щеке и нижней челюсти белел застарелый шрам, обрываясь в жутковатой близости от сонной артерии. Большие серые глаза, казалось, имели мягкое дно: как будто талая вода залила седой пепел. Сейчас эти глаза смотрели очень жестко.

Раздраженный взгляд Режиссера исполнился холодного уважения. Оглядев Лоцмана с ног до головы, Режиссер повернулся и неспешной, развалистой походкой двинулся прочь. Пятеро оставшихся на террасе наблюдали, как он спускается по лестнице: с марша на марш, с площадки на площадку, к ожидавшему внизу вертолету.

Серая машина с бело-зеленой полосой на боку уже приняла в свое нутро операторов с кинокамерами и ждала только руководителя. Вот Режиссер забрался в салон, дверь закрылась, донесся шум двигателя, тронулись с места лопасти несущего винта. Рокот усилился, превратился в пульсирующий, сотрясающий стены рев, – и вертолет оторвался от земли, набрал высоту, развернулся и ушел в направлении солнца, исчез в его слепящем блеске. Поднятый винтом лютый ветер превратился в легкий бриз, от которого запел-зазвенел стосковавшийся по мелодиям Замок.

Когда общий противник скрылся из виду, актеры все как один обернулись к Лоцману. Красиво очерченные губы Эстеллы над крошечным подбородком гневно искривились, нежное личико Лусии зарделось как маков цвет.

– Рафаэль тут едва не погиб, – начала Эстелла. – Где тебя носило?

В душе темпераментного виконта тоже вскипел быстрый гнев. Рафаэль рванулся было вперед, но северянин положил ему ладонь на плечо:

– Стой.

Рафаэль остался на месте.

– Говори, – потребовал он. – Почему ты не явился к началу съемок?

– Не смог, – ответил Лоцман.

– Как это не смог?! – возмутилась Эстелла. – Подлетающий вертолет слыхать отовсюду! Рафаэль мучился ни за что ни про что.

Лоцман виновато глянул на виконта.

– Прости. Я задержался… потому что нашел туннель в другой мир.

– Что-о?! – взорвалась Лусия. – Паршивый туннель занимал тебя больше съемок? – Девушка запнулась, осознав слетевшее с языка рискованное слово. – Какой ты после этого Лоцман? – бросила она убийственно и отступила, словно ей было неприятно даже стоять рядом.

У охранителя мира шевельнулись брови, вертикальные сладки на лбу стали глубже.

– Я полагала, ты ответственней относишься к своему долгу, – безжалостно добавила Эстелла. – Бездельник.

– Полно вам, – вмешался Рафаэль, который обладал вспыльчивым, но отходчивым нравом. – Я с Лоцманом уже помирился.

– А я – нет, – не простившая Эстелла продолжала гнуть свое. – Уму непостижимо…

Вместо ответа Лоцман повернулся на каблуках и зашагал прочь с террасы.

– Ишь, не тронь его. Мальчишка, – заметила актриса, остывая.

– Мальчишка, – согласился Ингмар. – Только поседевший лет на сорок раньше времени, – северянин провожал взглядом гибкую фигуру в черном. – Сдается мне, он занимался вовсе не туннелем.

– Тем хуже! – фыркнула Лусия. – Еще и лжет в придачу.

– Разве можно попасть в другой мир? – полюбопытствовал Рафаэль.

– Можно, – не сразу ответил Ингмар. – Как я, например.

Пленники Замка уставились на него в изумлении.

– Ты?… – выдохнула потрясенная Лусия.

За шесть дней существования Замка северянин впервые обмолвился о прошлом.

– Меня перенесла сюда Богиня. Раньше я путешествовал с военным отрядом… Я как-нибудь потом расскажу, – пообещал он, увидев, что у Эстеллы загорелись глаза. – Зря вы, друзья, напустились на Лоцмана. С ним стряслось нечто из ряда вон – или я ни шиша не смыслю в Лоцманах.

– Пожалуй, – помолчав, откликнулся виконт. – Пойдемте, что ли. Лусия, прошу вас, – он подал девушке руку.

Из-под ресниц блеснул стыдливо-испуганный взгляд. Темно-зеленые глаза Лусии обратились на Эстеллу, прося заступничества, однако старшая подруга притворилась, будто ей невдомек. Поколебавшись, Лусия положила кончики пальцев Рафаэлю на ладонь, и просиявший виконт бережно повел девушку к лестнице.

– Сущие дети, – улыбнулась Эстелла, и мужественное, исхлестанное ветрами лицо Ингмара тоже посветлело. – Пойдем и мы.

Вечером, когда не скатывающееся за горизонт, а попросту меркнущее на ночь солнце дарило последний золотистый свет, северянин разыскал Лоцмана в Большом Верхнем саду, который опоясывал восьмигранную пирамиду дворца на уровне пятого этажа. Охранитель мира сидел под каскадом остроконечных листьев, длинных, как боевые клинки. Он встретил Ингмара настороженным взглядом седых глаз; казалось, ему холодно и одиноко.

Северянин уселся рядом и вытащил из-за пазухи кусок пирога с рыбой, обернутый полотняной салфеткой.

– Угощайся; Эстелла прислала. Им с Лусией совестно, что сгоряча на тебя набросились.

Лоцман кивнул, запустил пальцы обеих рук в пронизанные тусклым серебром волосы. Есть он не стал. Ингмар выждал немного и снова заговорил:

– Я понимаю: ты не стал расписывать свои похождения перед всей оравой. Но мне можешь сказать, где застрял?

Охранитель мира не отозвался. Его резко очерченное лицо посуровело, и даже тонкий, изысканный профиль как будто потяжелел.

– Я пойму, – убежденно продолжал Ингмар. – Я видел больше, чем они, – он неопределенно мотнул головой, имея в виду остальных актеров, – и кое-что смыслю в съемках… и в наших мирах. Что с тобой приключилось?

– Я был здесь. В Замке, – ответил Лоцман медленно, словно колеблясь. И выпалил: – Инг, это было убийство! Она хотела, чтобы Рафаэль погиб.

– Кто хотел?

– Богиня. – У него расширились зрачки, и серые глаза казались черными.

Ингмар взвесил услышанное.

– Не может такого быть, – промолвил он рассудительно. – Богиня никогда не желает того, чего нет в сценарии. А по тексту, Раф должен был схватиться со Змеем.

– Но я говорил с ней. Во время съемок. Рафаэль умирал, а она… – Лоцмана передернуло, – она радовалась!




Глава 2


Лоцман сказал актерам правду: он нашел туннель в другой мир. Собственно говоря, там не висела табличка «ВХОД В ИНОМИРЬЕ», однако если твой родной мир замкнут в кольцо неприступных гор и ты вдруг натыкаешься на округлую, размером с мотоциклетное колесо, подозрительную дыру у подножия, что первым делом приходит на ум? Лучше унести ноги – первое, что подумал Лоцман, но вместо этого слез с «дракона» и приблизился к отвесной каменной стене. Нижний край таинственной дыры пришелся ему на уровне лба; он поднялся на цыпочки и с любопытством заглянул.

Оттуда веяло сухим холодом. Внутри клубился туман – серый, седой, как глаза Лоцмана; в нем вспыхивали разноцветные искры, и в каждой чудился кадр яркой, влекущей, чужой жизни. Вспышки картин иного мира – чудесного, заманчивого, доброго. В груди защемило, и остро потянуло в этот неизвестный мир, будто на далекую родину.

Ухватившись за край проема, Лоцман подтянулся и просунул в дыру голову и плечи. Мерцающий искрами туман отдалился, лицо обдало стылое дыхание камня. Лоцман подумал о том, как нелепо торчит оставшийся снаружи зад, и прополз глубже. Туман опять подался прочь. Искры замельтешили – точь-в-точь потревоженные пылинки в луче света; кадры так и завертелись, и в их кутерьме Лоцман уловил нечто мучительно знакомое и желанное.

Томительная страсть внезапно овладела всем его существом, он до головокружения желал попасть в клубящийся туман, в гущу кадров, – и остановить их, выловить, разобрать по порядку, пожить в неведомом мире, который откатывается прочь и упрямо не дается в руки.

Вздор, одернул он сам себя. Здесь – Поющий Замок, здесь – мои актеры: трое пленников Замка и забредший к ним по доброй воле северянин. Тут в разгаре киносъемки, на которых я обязан присутствовать и следить, чтобы все шло как положено; мой долг – помогать актерам, выручать их, если что-нибудь не заладится. Нельзя мне в чужой мир. Глупость какая; дурная блажь.

Он выскользнул из дыры на землю и первым делом отыскал глазами мотоцикл: все ли в порядке? Огромный «дракон» чинно стоял на подставке, на руле висел шлем.

Мотоцикл был замечательный – мощный, послушный, простой в обращении. Лоцман не сотворил его сознательно: мотоцикл народился сам собой и был воплощением затаенной мечты охранителя мира. «Дракон» никак не вписывался в мир Поющего Замка, не сочетался с его обитателями, однако оказался на удивление устойчивым образованием. Новорожденный мир еще сам не устоялся и обладал изрядным запасом пластичности, а потому допускал существование не свойственных ему предметов.

Обнаружив мотоцикл у ворот Замка и ошалев от неожиданного счастья, Лоцман с ходу нашел основные подробности – двигатель, аккумулятор, карбюратор и бензобак. Потом он отыскал стартер, а когда сообразил, что нужен ключ зажигания, сотворил и ключ.

Следующим шагом он придал мотоциклу фару, стоп-сигнал и поворотники, рукоять тормоза и даже зеркало заднего вида – хотя на что оно здесь, где по всему миру не сыщешь иного транспортного средства, кроме вертолета кино? Со сцеплением оказалось сложнее. Лоцман уяснил, что сцепление выжимают при переключении передач, но как ни старался уловить разлитую в воздухе информацию, он так и не понял, что за звери эти передачи и как их надо переключать. Тогда он махнул на сцепление рукой и стал обходиться малым: просто-напросто газовал и ехал.

Бензобак тоже доставил немало хлопот. Выяснив, что после двухсот километров пробега надо заливать бензин – а счетчик вертелся как сумасшедший – Лоцман вздумал сотворить заправочную станцию. И сотворил: под стеной Замка появилась одинокая красно-белая колонка со шлангом; но хоть убей, бензин не желал из нее вытекать. Голь на выдумку хитра – охранитель мира начал творить пятилитровые канистры с бензином, и таким образом вопрос разрешился.

Лоцман любовно провел рукой по приборному щитку. Отличный мотоцикл. Жаль, что на нем нельзя сгонять в чужой мир и быстро-быстро вернуться…

С неба донесся тихий, на границе слышимости, звук. Он нарастал, приближаясь, и Лоцман прыгнул в седло – кино летит. Змей их загрызи, до чего некстати пожаловали! Эдак и в сценарий заглянуть не успеешь: пневмопочта приносит листки с текстом всего за несколько минут до появления вертолета. Да ладно, не беда. Либо Лоцман убедит Режиссера подождать, либо просмотрит текст во время съемки. Вполне успеет: сценарии Богиня присылает короткие, три-четыре жалких странички.

«Дракон» ворвался в ворота Поющего Замка, когда серый вертолет с бело-зелеными полосами приземлялся у подножия главной лестницы. Замок содрогался и стонал от ветра, гремел от рокота винтов и двигателя. Над левой башней бился флаг, на белом полотнище сверкали под солнцем золотые буквы: ПЛЕННИКИ ПОЮЩЕГО ЗАМКА, а ниже и мельче – Se non e vero, e ben trovato[1 - Если это и неправда, то хорошо придумано (итал.).].

Из салона вертолета неторопливо вылез Режиссер, горохом посыпались операторы в светлых, под цвет дворца, маскировочных костюмах. Бросив «дракон» у двери гаража, припоздавший охранитель мира кинулся к одной из боковых лестниц и стрелой понесся наверх, к своим актерам. Ветер упал, Поющий Замок умолк, и Серебряный Змей приготовился к нападению.

Лоцман выбежал на Шахматную террасу. Она была вымощена квадратами розовых и коричневых плит, а столбики балюстрады выполнены в виде шахматных фигур. Если пересечь террасу и с перил махнуть на крышу оранжереи, оттуда можно рвануть вон по той лесенке…

– Лоцман, – шепнули у него за спиной.

Он оглянулся, никого не обнаружил и решил, что его зовет Эстелла либо Лусия – звуки в Поющем Замке доносятся издалека и распространяются не поймешь как. Надо торопиться.

– Лоцман! – окликнули настойчивей и громче.

Он притормозил у края террасы.

– Кто здесь?

Ни Режиссер, ни тем более операторы с ним в жизни не заговаривали, а кроме четверых актеров и его самого, в Замке ни души. Уж не Змей ли обрел человеческий голос, да еще такой нежный? Он готов был броситься дальше: у Лоцмана нет дела важней, чем вести съемки.

– Да постой же, малыш. – Отделившись от деревца в каменной нише, она вышла на свет.

Ее красота потрясла его и пригвоздила к месту. Прозрачное кимоно из зеленого газа не скрывало дивного тела, вокруг головы распушилось облако схваченных диадемой светлых волос, а лицо дразняще прикрывала черная полумаска. На матовых щеках ни тени румянца, гордые губы сомкнуты, небольшой твердый подбородок упрямо вздернут. Незнакомка стояла свободно, самоуверенно, опустив руки вдоль тела; под прозрачным покровом чуть колыхалась высокая налитая грудь. Завороженный, потерявший дар речи Лоцман был не в силах шелохнуться. Красавица насмешливо улыбнулась, и он опомнился.

– Открой лицо. – Он подумал и поправился: – Откройте лицо, пожалуйста.

Женщина засмеялась негромким бархатистым смехом.

– Всему свое время, малыш, всему свое время. – Она приблизилась и взяла его за руки горячими цепкими пальцами.

– Простите, я тороплюсь. – Он пытался собрать разбегающиеся мысли. Незнакомка умопомрачительно хороша собой, но посланное свыше знание говорит, что от подобной красотки легко дождешься какой-нибудь пакости. Лоцман хотел вежливо высвободиться; не тут-то было – ее пальцы держали крепко. – Пустите, пожалуйста, – он напряг мускулы, давая понять, что в случае необходимости применит силу, и внушительно повторил: – Я в самом деле тороплюсь.

– Будь по-твоему, – согласилась незнакомка. – Я тоже пойду. – Не отпуская его руку, двинулась с Шахматной террасы к большой лестнице.

Лоцман с удовольствием побежал бы напрямик, но не видел способа отделаться от неожиданной спутницы, не выставив себя безобразным грубияном. И откровенно говоря, расстаться с ней было бы жаль. Ну и пусть задержусь на минуту. Не трагедия, коли не пролистаю сценарий: до сих пор настырный Змей из раза в раз похищал Лусию или Эстеллу, а Ингмар с Рафаэлем мужественно спасали прекрасных пленниц. Скорей всего, и сейчас ничего нового нас не ждет.

– Кто вы? – спросил он, искоса поглядывая на полускрытый черным шелком профиль красавицы, безуспешно стараясь не смотреть на облитую прозрачным газом грудь.

Незнакомка подарила ему манящую улыбку.

– Догадайся.

Он запнулся о ступеньку. Это же Богиня! Кто, если не она?

– Богиня, – вымолвил он ошеломленно. – Ясноликая Богиня.

Блестящие из-под полумаски глаза обратились на него с любопытством, затем красавица с задумчивым видом провела кончиком языка по губам.

– Ну, допустим, малыш, ты угадал. Где же знаки поклонения? Целование руки, падение на колени?

– Не будем терять время. – Он прибавил шагу, решительно увлекая ее за собой. Богиня там или нет, а у Лоцмана есть свой долг.

Посмеиваясь, она быстро перебирала босыми ногами, бежала по лестницам и галереям вслед за ним.

Лоцман издалека углядел нисходивших по лестнице Эстеллу с Лусией и ожидавших на террасе мужчин. Кинооператоров не было видно – маскировочные костюмы сливались с обстановкой. Чтобы ненароком не попасть в объектив, Лоцман остановился, указал Богине место за скульптурой печальной полуобнаженной девушки, а сам укрылся за соседней – совсем обнаженной, но веселой. Каменная статуя не шла ни в какое сравнение с будоражащим кровь живым телом Богини. Досадуя на себя за неуместные мысли, охранитель мира сосредоточил внимание на актерах.

Рафаэль двинулся навстречу дамам, и прозвенел чистый голосок Лусии, долетевший сквозь тишину так же ясно, как если бы она говорила в двух шагах:

– Прекрасная погода нынче, господа!

Рафаэль склонился в низком поклоне.

– Какая чудная грация, – вполголоса заметила Богиня.

Уколола неожиданная ревность: красавица наблюдала за виконтом, приоткрыв от восхищения рот. Лоцман раздраженно прикусил губу. Ему-то что за дело? Пусть себе восхищается – Рафаэль и впрямь строен и изящен, как… сам Лоцман. Тьфу, пропасть! Он сердито тряхнул головой, а Лусия тем временем вынула из прически красную розу и бросила к ногам виконта.

Меж колонн галереи сбоку от лестницы появился серебряный блеск. Лоцман вздрогнул. Уже который раз повторяется одно и то же – и все равно ему стоит труда не закричать, предупреждая об опасности. Ингмар метнулся прикрыть Эстеллу. Лоцман вдохнул, сжал кулаки, напрягся всем телом – чтобы смягчить удар Змея, не позволить твари оглушить северянина, швырнуть головой о камни. Сшибленный с ног Ингмар рухнул на одно колено. Эстелла пустилась бежать, а Рафаэль бросился к Лусии, обнял девушку. Богиня вскрикнула.

Голова Змея дернулась назад, готовясь к новому удару, Лоцман тоже приготовился – и тут сильные руки обвили его за шею, сдавили горло, дернули вниз. От неожиданности он едва устоял на ногах, уцепился за угол каменного постамента. Змей саданул виконта под ребра, Рафаэль повалился на ступени. Ошеломленный Лоцман отбивался, а Богиня обнимала его, прильнув всем телом, стонала, точно от боли. Когда он высвободился, Змей уже унес Лусию, а над Рафаэлем хлопотала Эстелла.

– Лоцман… – Богиня задыхалась. – Лоцман!

Он готов был закатить ей оплеуху. Нет того, чтобы красотка кинулась на шею в иную, более подходящую минуту – не во время же съемок с ней миловаться! Из-за нее Лоцман проворонил самый важный миг, позволил чудовищу всерьез ранить человека.

– Уйдите, – велел он, сдерживая гнев. – Вы мешаете съемкам.

Богиня откинула голову, надменно усмехнулась. В ее диадеме переливались рубины, словно капли красного вина, и огнисто вспыхивали мелкие алмазы. Пышная грудь под зеленой паутиной кимоно успокаивалась.

– Это мои съемки, – проговорила Богиня. – И мои актеры. И ты – мой Лоцман! – ее голос поднялся, но не разлетелся по Замку, а натолкнулся на скульптуры и вернулся слабым, тут же замершим эхом. – Здесь все принадлежит и подчиняется мне. На колени, Лоцман. На колени!

Он не шелохнулся. Он всегда знал, что Богиня сотворила этот мир и четверых актеров – и его, Лоцмана, тоже; догадывался, что именно Богиня позволяет ему изменять мир, дает силы направлять в нужную сторону ход съемок, – но при этом не испытывал того благоговения и восторженной любви, что пленники Замка и северянин. Даже сейчас, имея возможность созерцать ее пьянящие формы, пережив огонь ее объятий, он ощущал лишь сладко волнующую власть ее тела – но ни тени должного почтения.

– Я прошу вас уйти. Вы не позволяете мне… – он смолк – Богиня расхохоталась. Заливистый смех забился в узкой клетке галереи, где они стояли.

– Но Лоцман, – вымолвила она с насмешливым укором, – это же мои съемки. Все будет так, как хочу я.

С этим не поспоришь, Богиня здесь – высшая власть. Лоцман обернулся к актерам. Северянин помог виконту подняться на ноги, и они побрели вверх по лестнице. Сжалось сердце: Рафаэлю плохо, он держится на одной силе воли. Погоди, дружище, я помогу, возьму на себя твою муку… Участилось дыхание, Лоцман невольно прижал к ребрам ладонь – чужая боль запустила когти в его тело, начала просачиваться внутрь. Не беда, я потерплю, лишь бы Рафаэлю стало легче – ведь ему досталось по моей вине, это я не доглядел, не уберег… Увы – юный виконт страдал по-прежнему.

Богиня негромко засмеялась, ниже маски заалели пятна жаркого румянца, раскрывшиеся губы подрагивали. Лоцман подавил стон – боль делалась все мучительней. Страшно подумать, что испытывает Рафаэль. Он смирил гордость и учтиво промолвил:

– Светлоликая Богиня, прошу вас: пощадите своего актера.

Красавица придвинулась, обняла его за пояс, прижалась упругим бедром, губами коснулась щеки.

– Милый, трогательный мальчишка. Я избавлю тебя от страданий. – Она погладила Лоцмана по боку, и он вздохнул с облегчением: боль исчезла без следа, а прикосновение женской ладони осталось сладостно-томительным ощущением, теплой памятью об обещании.

Он не посмел обнять почти обнаженный стан Богини, а снова попросил, запинаясь от ее жаркой близости, но честно стремясь исполнить свой долг:

– Ясноликая… будьте милосердны. Рафаэль не заслужил… этих мук.

Актеры добрались до террасы, где на бронзовых треножниках поблескивали чаши-аквариумы. Протяжно закричала Лусия, Рафаэль рванулся бежать, однако ноги у него подкосились. Морщась, точно от новой боли, охранитель мира наблюдал, как Ингмар усадил юношу на каменную скамью и огляделся в безнадежных поисках целебного средства. Богиня хихикнула, положила ладонь Лоцману на грудь, на колотящееся сердце.

– Посмотри на меня!

Он повернул голову. Полускрытое черным шелком лицо женщины пылало откровенной страстью. Лоцмана передернуло: казалось, эту страсть подхлестывают мучения виконта.

На галерею долетел звук хриплого дыхания. Лоцман оттолкнул Богиню.

– Не мучайте его. Как вы смеете?

– Я-то смею, – она косилась на Рафаэля. К прыгающей от частых вдохов груди прилила кровь, под прозрачным кимоно разлилось алое пятно. – Поди сюда. Мой чудный, волшебный седой мальчик, иди ко мне.

Прозвенел новый крик Лусии; Поющий Замок благодарно откликнулся и затих. Лоцман сжал кулаки. Он не должен перечить Богине… это немыслимо…

На террасе Ингмар расстегнул куртку и рубашку виконта, обнаружил лиловый бугор над сломанными ребрами. Богиня постанывала, тянулась к пятившемуся Лоцману.

– Пощадите! – крикнул он, и мгновенно вернувшееся эхо пощечиной ударило в лицо.

– Пусть его… пусть умирает… Ну же! – она рванула на груди невесомую ткань.

У него перехватило дыхание – и от вида ее ослепительного тела, и от чувства собственной беспомощности. Он предает Рафаэля. Он, охранитель мира, пренебрег своим долгом, позволил глумиться над беззащитным актером. Будь она проклята, эта Богиня…

– Лоцман! – вопреки законам киносъемок, крикнул Ингмар. – Ло-оцма-ан!

Завыло свирепое эхо, и жалобно закричала Лусия, мучаясь в объятиях Змея. Изящным, сводящим с ума движением Богиня опустилась перед Лоцманом на колени, прильнула к нему, уткнулась лицом ему в живот. Он сжал руками ее голову, обжег ладонь о сверкающую камнями диадему.

– Лоцман, Змей тебя сожри! – Это разъяренный Ингмар.

Охранитель мира разрывался между чувством долга и желанием покориться Богине. Голова шла кругом, очертания дворцовых построек расплывались перед глазами, казалось, еще миг – и он повалится на каменные плиты, уступая мольбе ее рук.

Новый вопль Лусии пронзил ему сердце. Зашелся стократным эхом Замок, взревел разозленный Змей, и над дворцом понесся истошный призыв измученной девушки:

– Лоцман, миленький! Ло-оцман! А-а-а!

– Лоцман… – выгибаясь, призывно стонала Богиня.

Он стряхнул наваждение. Она не должна, не имеет права, не смеет истязать Лусию и убивать Рафаэля.

«Скажи ей – пусть поет», – мысленно велел он Ингмару.

Северянин услышал его и приказал Эстелле петь, услаждая Змея. Лоцман глубоко вдохнул, сжал кулаки, напрягся всем телом, зажмурился от усилия. Надо сотворить им кувшин. Эстелла, найди целительное вино!

Актриса выхватила спасительный кувшин из углубления под каменной скамьей, вручила Ингмару. Лоцман перевел дух.

Соблазнительница поднялась с колен, запахнула на груди разорванное кимоно.

– Ты посмел противиться Богине?

– Посмел. – Он приготовился понести заслуженную кару.

– Я тебя уничтожу, – прошипела она с яростью оскорбленной, отвергнутой женщины.

Лоцман пожал плечами. Он слишком устал, чтобы в чем-то ее убеждать. Она с минуту сверлила его взглядом горящих из-под полумаски глаз, затем усмехнулась.

– Однако ты храбр… юный седой Лоцман. Не убоялся прекословить Богине.

Красавица повернулась и, мягко ступая босыми ногами, заскользила прочь по галерее. Среди белых скульптур в последний раз мелькнуло зеленое кимоно, и Богиня исчезла.

Лоцман смятенно провел рукой по лицу. Стыд какой – он нарушил свой долг! Но до чего же она хороша… Жестокая. Кто бы мог подумать, что страсть в такой пленительной женщине подстегивается чужой болью.

Внезапно он испугался. Богиня, которая не любит и не жалеет своих актеров, заставляет их мучиться и умирать, – сегодня она вмешалась в съемки, отвлекая и соблазняя Лоцмана, а завтра? Скажем, наутро пневмопочта принесет сценарий, который предпишет Рафаэлю в страшных мучениях умереть от ран. А сценарий – это высший закон, и супротив него Лоцману не пойти. Он обязан следить, чтобы действие не отклонялось от текста, и даже если Богине вздумается казнить всех четверых, охранитель мира обязан подчиниться.

Он стиснул зубы. Посмотрим, кто здесь будет подчиняться. Лоцман существует не для того, чтобы склоняться перед прихотями бессердечной вертихвостки; потребуется – он и на нее найдет управу.

А все-таки она упоительна и бесподобна…

Не перебив ни словом, Ингмар выслушал рассказ. Помолчал, размышляя.

– Ты глупый самонадеянный мальчишка, – наконец вымолвил он добродушно. – С какой стати Великая Богиня явится к тебе простецки заниматься любовью? Это была не она.

Лоцман в задумчивости расстегнул куртку, под которой оказался зеленый свитер, и его серые глаза приобрели зеленоватый оттенок.

– Но она сама так говорила.

– Это ты назвал ее Богиней, а она не отказалась. Ешь пирог, – Ингмар подвинул угощение на салфетке.

Лоцман покачал головой.

– В горло не полезет. Инг, а ну как она вздумает уморить вас всех? Заточить в подземные казематы, запытать до смерти?

– Пойми же: она не Богиня. Наша Богиня – Ясноликая, а твоя красотка – в маске.

– Тогда кто она такая? – Лоцман воспрянул духом. Если таинственная красавица – не Богиня, она не имеет абсолютной власти над миром Поющего Замка.

– Там, где я жил раньше, – северянин кашлянул, словно у него запершило в горле, – у нас был свой Лоцман. Неплохой парень, хоть и с ленцой… – Ингмар сглотнул и помотал головой, как будто в горле застряла болезненная кость. – Он рассказывал… – актер задохнулся, схватился за грудь.

Лоцман вскочил, уложил его на спину, расстегнул куртку, в спешке оборвав бронзовые застежки под горлом.

– Что с тобой? – Он перепугался, вообразив, что загадочная красавица в гневе наслала на актеров мор.

– …рассказывал про второе «Я» нашего Бо… – северянин захрипел, забился, – Бога.

– Молчи, – Лоцман зажал ему рот рукой. Напружинился так, что перед глазами все поплыло, и сотворил кислородную подушку.

– Его звали Хо… Хо… – Ингмара свело жестокой судорогой, глаза закатились.

– Милосердная Богиня! – Лоцман прижал маску ему ко рту, пустил кислород. Слова будто комьями застревают у северянина в горле, душат его и пытаются погубить. – Молчи, не хочу ничего слышать! – рявкнул он, едва актер ровно задышал и открыл глаза.

Ингмар отвел от лица маску и сел, опираясь на обе руки. Посмотрел на кислородную подушку, на Лоцмана и с виноватым видом растянул в усмешке посеревшие губы.

– Не положено потчевать тебя байками о других Лоцманах и Хоз… – он поперхнулся. – Строго-настрого запрещено, сам видишь. Доброй ночи. – Северянин поднялся на ноги, миновал строй малахитовых чаш с цветущими розами и пропал из виду; шелест шагов потонул в нескончаемом пении Замка.

Лоцман был сбит с толку. Что за ерунда? С чего это актер не имеет права поведать о самом интересном? Надо же – у Ингмара прежде был другой Лоцман и даже не Богиня, а Бог. Кто бы мог подумать. Обидно: оказывается, я на удивление мало знаю о своих актерах – да и обо всем остальном тоже. И это называется охранитель мира…

– Лоцман, – вздохнул нежный голос.

Он вскинулся, заозирался. Красавица в черной полумаске выступила из-за усыпанного белыми цветами куста. Взамен разорванного кимоно на ней было зеленое платье из плотной материи, однако ноги остались босыми, а на голове поблескивала самоцветами знакомая диадема. Слава Богине – она пришла!

– Слышала я, как ты расписывал меня Ингмару, – начала она. – Спасибо, что не приврал. – Женщина печально вздохнула. – Я не такая уж стерва, как тебе показалось. Мучить актеров – бесчеловечно, понимаю… но тяга к жестокому сидит во мне, она порой сильнее, чем… – красавица с трудом подыскала верные слова, – чем добрые инстинкты. А сегодня все как-то не так, я сама не своя… Лоцман, – она протянула руку, пригладила его густые, соль с перцем, волосы. – Мой бедный седой Лоцман. Прости; мне очень неловко за сегодняшнее.

Он поймал ее запястье и придержал, вглядываясь в загадочное, полускрытое черным шелком лицо.

– Зачем тебе маска?

– Прятаться.

– От кого?

– Дурацкий вопрос, – она недовольно повела плечами, и Лоцман поспешил спросить о другом:

– Кто ты?

– Хозяйка.

– Второе «Я» нашей Богини?

Женщина прищурилась; он уловил движение длинных ресниц в прорезях полумаски.

– Напрасно Ингмар наболтал тебе лишнего… – протянула она. – Согласна: второе «Я».

– То есть тяга к жестокому в первую очередь сидит в Богине? – уточнил Лоцман, озабоченный будущим своих актеров.

– Ну-у… можно сказать и так, – неохотно признала Хозяйка. – Ведь мы с тобой – ее воплощения.

– Замечательно, – хмуро бросил он. – Великая честь – воплощать в себе такую злыдню.

– Не богохульствуй! – возмутилась женщина.

Лоцман продолжил расспросы:

– А почему ты не появлялась раньше?

– Хозяйка всегда скрывается от обитателей мира, – отозвалась она холодно. – И от Лоцмана тоже.

– Отчего же сегодня вышла? Стало невтерпеж?

Она выдернула руку из его пальцев. Гордые губы сурово сжались, женщина отступила.

– Погоди обижаться, – попросил он. – Я пытаюсь понять, что к чему.

Хозяйка смягчилась.

– Я и сама не понимаю толком. Что-то изменилось в мире – я еще не разобралась, что именно. Но мне захотелось к тебе явиться, и я смогла. – Она потянулась к Лоцману, заставила его нагнуть голову и прохладными, как ночной ветерок, губами коснулась лба. – Я еще приду к тебе, хочешь? – Хозяйка неожиданно смутилась, переступила с ноги на ногу и попала босыми пальцами на край полотняной салфетки. – О-о, что тут лежит! – вскричала она обрадованно, словно только сейчас обнаружила принесенный Ингмаром пирог. – Я съем кусочек?

– Сколько угодно. Постой; я сделаю ужин. – Лоцман оглянулся, прикидывая, где расставить посуду с яствами.

– Не трудись. – Красавица засмеялась. – Я хочу только пирога.

Он поднял угощение вместе с салфеткой, разломил пополам и поднес Хозяйке.

– Благодарю, – она выбрала себе долю и съела, откусывая маленькими кусочками и смакуя. – Восхитительно. В наших кладовых довольно всяческих запасов, но клянусь Ясноликой, Эстеллина стряпня превосходит все.

Хозяйка заметила, что не притронувшийся к пирогу Лоцман глядит на нее во все глаза, и улыбнулась с тихой нежностью, так не похожей на страсть, свидетелем которой он был несколько часов назад.

– Мир изменился, это правда – но пусть бы он изменился к лучшему. Доброй ночи.

Лоцмана неодолимо потянуло коснуться ее на прощание, сказать: «Как жаль, что ты уходишь». Он придвинулся, хотел было взять ее за руку – но Хозяйка неожиданно шарахнулась, точно от ядовитой змеи.

– Нет! – И еще раз, жалобно, со всхлипом: – Нет!

– Ты что? – обескураженный, он отступил.

– Я поняла… Не подходи! – выкрикнула Хозяйка с надрывом, хотя Лоцман и не думал трогаться с места. – Я все поняла! О-о, Светлоликая, будь же милосердна!

– Великий Змей! Что ты раскричалась? – Он сосредоточился – и сотворил на ладони серебряный кубок с вином. – Глотни-ка.

Женщина отшатнулась.

– Это твоя кровь, – вымолвила она трагическим шепотом. – Побереги ее.

– Конечно, сберегу, – кротко согласился Лоцман, посчитав, что Хозяйка внезапно повредилась в уме. – Смотри: она будет храниться здесь, – он поставил кубок на край малахитовой чаши. – А теперь пойдем…

У нее задрожали губы – казалось, гордая красотка вот-вот ударится в слезы. В голубых сумерках лицо в полумаске казалось призрачным и еще более прекрасным, чем при ярком солнце.

– Дурачок, – прошептала она, – не понимаешь…

Хозяйка вдруг повернулась, кинулась бежать и в мгновение ока растаяла в душистых зарослях вечернего сада. Стало тихо, только посвистывал и напевал ветерок, да жалобно позванивали осыпающиеся с печаль-дерева цветы. И будто дальнее эхо, долетел рыдающий голос:

– Отныне ты – мертвый Лоцман!




Глава 3


Поутру Лоцман явился в столовую, по обыкновению, позже всех. Однако сегодня он не гонял по округе на мотоцикле, а прочесывал дворец и башни Замка в поисках Хозяйки. Не нашел.

– Всем доброго утра, – он уселся во главе длинного стола.

Бросил вопросительный взгляд на Ингмара: поведал ли ты про выходки Хозяйки? Северянин невозмутимо поглощал мясо, заедая моченой брусникой. Стало быть, новостями не делился – не в его характере трепать языком направо и налево. После вчерашней исповеди Лоцмана они не видались, и северянин еще не знал о втором явлении Хозяйки и ее странных криках о «мертвом Лоцмане». Об этом следовало потолковать с глазу на глаз.

Сквозь высокие витражи лился золотисто-розовый свет. Он отражался в зеркалах, плыл над белой скатертью и фарфоровой посудой, зажигал блестящие точки на серебряных приборах. Охранитель мира оглядел выложенную на блюдах богатую снедь и с изумлением обнаружил жареного зайца: как повелось, если он сам не сотворял горячее, на завтрак жаркого не бывало.

– Что за переполох в приличном доме?

Эстелла положила ему в тарелку изрядный кусок.

– Чего не сделаешь ради Лоцмана! Даже встанешь спозаранку и зажаришь дичь.

– Спасибо. Потрясающе, – он принялся уплетать зайца за обе щеки, хотя по сравнению с тем, что подавал на стол охранитель мира, мясо оказалось жестковато.

Рафаэль не поленился подняться с места и налить ему вина; Лусия то и дело подкладывала Лоцману кусочки повкуснее – все трое стремились загладить вчерашнюю размолвку. Он был тронут. В сущности, он сам провинился перед актерами – сорвал съемку, а виноватыми себя чувствуют они.

– Эст, как по-твоему, зачем красивой женщине скрывать лицо под маской? – выдержав приличную паузу, заговорил Лоцман.

Льдистые глаза Ингмара блеснули; однако он промолчал и как ни в чем не бывало продолжал жевать. Эстелла отнеслась к вопросу серьезно: руки с ножом и вилкой опустились, брови сдвинулись – она усердно ловила разлитые в воздухе сведения. Лоцман и сам полночи ловил, что мог, процеживая информационное поле, но ему хотелось услышать мнение актрисы.

– По обычаю, – Эстелла перевела дух. – В некоторых странах женщине положено прятать лицо от чужих, и ее видят только домашние.

– Или, к примеру, лицо обезображено, – подсказала Лусия.

Все посмотрели на девушку, и от смущения у нее закраснелись мочки ушей.

– А если она носит полумаску? – продолжал Лоцман.

– Значит, обезображена середина лица. А что?

– Ничего, так просто…

Охранитель мира способен творить жареное мясо, канистры с бензином и целительное вино, но в силах ли он исправить лицо Хозяйки? Лоцман невольно провел пальцами по извилистому шраму на щеке. Вчера перед сном он попытался стереть след старой раны – и с досадой обнаружил, что собственное тело не подчиняется приказаниям. Оно находится выше уровня, на котором Лоцман может творить и изменять свой мир. А Хозяйка – она и есть Хозяйка, а не простая актриса; и большой вопрос, распространяется ли на нее власть охранителя мира.

– А может, у нее прыщ на носу, – продолжала Эстелла, размышляя.

– Или веснушки высыпали, – подхватила Лусия. – И бородавки.

– Светлоликая, оборони! – Эстелла в деланном ужасе всплеснула руками. – Не поминай лихо – заведется.

– Не буду, не буду… Я вчера прочла одну книжку, – разговорившись, Лусия позабыла обычную стеснительность. – Называется «Последний дарханец»…

Лоцман выронил вилку.

– Как ты сказала? – Голос сел от внезапного волнения, пальцы задрожали, охранитель мира прижал ладони к столу. – Как называется?

– «Последний дарханец», – ответил за Лусию Рафаэль. – Я тоже прочел – здорово. Главное, я понял: вот настоящая книга, а все наше – барахло для слабоумных.

Дворцовая библиотека и впрямь вызывала недоумение и обиду: на трех стеллажах теснились убогие книжонки с обрывочным, невнятным и путаным текстом. Несколько детских книг заметно выигрывали – истории про Красную Шапочку, Робин Гуда и капитана Гранта были изложены полно и хорошим языком – однако для целого мира этого, конечно, мало. А уж так называемый Большой Толковый словарь попросту вызывал смех: четыре томика с мизинец толщиной, статей в них кот наплакал, а объяснения таковы, что нет смысла читать. Проще сосредоточиться и выловить желаемые сведения из окружающего информационного поля.

– Одно плохо – повесть без конца, – добавил виконт.

– Погодите, – Лоцман вскочил из-за стола. – Где книга?

– У меня в спальне. – Лусия вгляделась. – Тебе нехорошо? Ты весь побелел.

– Я возьму ее; можно? – Он рванулся к двери.

– Возьми! – крикнула актриса вдогонку, когда Лоцман уже бежал по коридору.

«Последний дарханец»! Магические слова потрясли его, оглушили, взяли в плен. Книга, о существовании которой он пять минут назад даже не подозревал, неодолимо влекла к себе, и Лоцман откликнулся на зов, ринулся к ней со всех ног. Едва заставил себя сдержаться и не высадить дверь плечом, а повернул рукоять и вошел в комнату, как положено культурному человеку.

В спальне Лусии было опрятно, уютно, и пахло благовониями; интуиция подсказала, что Рафаэля эти стены еще не видели. Это спальня юной целомудренной девушки, и Лоцману стало неловко от того, что ворвался сюда и нарушил покой не знающей мужчин девичьей комнаты. Он углядел на подоконнике томик в сером переплете, схватил его и выскользнул вон.

За дверью Лоцмана встретил Ингмар; глаза актера блестели, как осколки голубого льда.

– Что это ты всполошился?

– А ты что? – Прижимая «Последнего дарханца» к животу, Лоцман отступил, как будто северянину могло прийти на ум кинуться на охранителя мира в попытке отнять сокровище.

– Покажи-ка.

– Не здесь. Пойдем, отыщем укромный закуток.

Они зашагали по широкому коридору, разделяющему дворец на две части – меньшую жилую и большую необитаемую. Коридор украшали классические скульптуры, морские пейзажи в резных рамах и бронзовые светильники – совершенно никчемные, поскольку их никогда не зажигали. Во всех внутренних, без окон, помещениях дворца светился самый воздух, к ночи угасающий одновременно с солнцем.

– С какой стати охранитель мира гоняется за дурной книжицей, будто северный веслоклюв – за пиявками? – заговорил Ингмар.

– Это же «Последний дарханец». – Лоцман поймал себя на том, что машинально гладит теплый наощупь переплет, будто любимую кошку.

Актер поглядел на книгу довольно мрачно.

– Что тебе в ней?

– Сам не знаю. Она как живая – зовет, просит… Пощупай.

Северянин потрогал корешок.

– Меня не зовет. Давай сюда, – он свернул в боковой коридор, который вел в никуда: в центральной части дворца тянулись анфилады одинаковых комнат без внутренней отделки, с голыми унылыми стенами. Под потолком, будто слоистый дым, плавал сероватый свет, ненадежный пол скользил и проседал под ногами, а вездесущее замковое эхо здесь мертво молчало. Место, о котором Богиня не думает и не заботится, не живет.

Ингмар миновал пару холодных серых комнат, остановился.

– Хоть можно без опаски словом перемолвиться – эхо не пойдет гулять по закоулкам. Я вот что хотел сказать: не к добру все эти новшества. – Его обветренное лицо стало совсем хмурым.

– Какие новшества? – Охранитель мира прижал к груди «Дарханца», согреваясь исходящим от книги теплом.

– Во-первых, туннель в другой мир, – северянин загнул палец на левой руке. – Где это видано, чтобы в горе возникал проход? Затем, – он загнул второй палец, – к тебе является Хозяйка… – Ингмар запнулся, удивленно уставился на Лоцмана: вчера актер чуть не погиб, пытаясь произнести воспрещенное имя, а сейчас оно свободно слетело с языка.

– Тебе не возбраняется говорить, что я и сам знаю, – предположил Лоцман.

– Похоже. Так вот, в мире что-то переменилось, и мне это не по душе.

Охранитель мира нахмурился; в ушах явственно прозвучал рыдающий крик: «Отныне ты – мертвый Лоцман!» Он спросил:

– А до тебя донеслось, что Хозяйка сказала на прощание? Уже после того, как мы с тобой разошлись?

– Нет.

То ли Ингмар был так занят своими делами, что не слышал, то ли непредсказуемое эхо затерялось в галереях. Скорее второе, потому как остальные актеры тоже ни словом не упомянули Хозяйкино откровение. А уж коли бы до них долетело «Ты – мертвый Лоцман!», разговорам не было б конца.

Северянин глядел выжидательно, однако Лоцман предпочел до времени помолчать и дослушать актера.

– Давай дальше: что там у нас третье?

– Да книга же. Сам говоришь – зовет и просит. И туман в туннеле манил и звал. По-твоему, это совпадение?

– По-моему, раз уж я не попал в туман, надо хоть «Дарханца» почитать.

Лоцман остро пожалел о том, что он, охранитель Поющего Замка, разбирается в законах своего мира куда хуже простого актера. Правда, Ингмар – не простой актер, а побывал где-то еще помимо Замка. А Лоцман? Шрам на щеке говорит: охранитель мира где-то был и что-то видел – однако память словно затянуло седым туманом.

– Инг, надо читать; я сдохну от любопытства, – он раскрыл книгу на первой странице.

Северянин придвинулся и стал, глядя сбоку.

Со страниц точно повеял свежий ветер, и в комнате как будто посветлело.


* * *

Милтон понял: с братом что-то стряслось, когда Стэнли еще не вошел в квартиру. Ключ скребся в замке, отказываясь поворачиваться, а Стэнли бессмысленно дергал дверь.

– Эй! – Милтон вышел в прихожую. – Погоди, я тебя впущу.

За дверью звякнуло – вроде бы металл о камень. Господи, что на нас опять свалилось? Что еще может случиться – после всего, что уже произошло?

Он открыл замок. Дверь распахнулась, и Стэнли ввалился в прихожую, царапнул стену, пытаясь зацепиться, и начал оседать.

– Стэн! – Милтон испугался, что он ранен. Схватил брата подмышки, развернул к себе лицом, оглядел. Вид безумный, но крови не видать. – Что с тобой?

Стэнли вывернулся у него из рук, отскочил. Дорогой белый костюм перемазан и порван; воспаленные глаза сухо блестят, углы губ подергиваются.

– Что такое? – строго спросил Милтон. – А ну давай в комнату.

Стэнли затряс головой, отмахнулся, когда старший брат попытался увести его из прихожей, сшиб с Милтона очки – тот едва поймал выскользнувшую из-за уха дужку.

– Отвяжись. – Стэнли задыхался. – Отвяжись, говорю!

– Ну и черт с тобой. – Пусть сам оклемается, решил Милтон. Бедняга Стэн – вот и на него наехал каток несчастий, которые уже больше двух недель преследуют семью Стэров.

Он запер входную дверь, прошел в кухню.

Сводные братья совсем не походили друг на друга; только глаза были одинаково серые – в мать. Да разве что сейчас, в черных брюках и свитере, Милтон казался таким же тонким и легким, как девятнадцатилетний Стэнли. Он начал одеваться в черное – неосознанный траур по своей надломленной жизни – когда получил от уехавшей с дочкой на курорт Джулии прощальное письмо. Жена писала, что не намерена возвращаться и подает на развод, чтобы найти маленькой Лиз другого, более достойного отца. Впрочем, тогда Милтон не надел траур, а помчался к Джулии выяснить, в чем дело, отговорить ее, убедить… Она отказалась с ним встретиться, предполагаемый новый муж оказался миллионером из Канады, и у Милтона вышли неприятности с охраной.

Необъяснимый разрыв едва не свел его с ума. Спустя шесть лет после свадьбы они с Джулией все еще были влюблены друг в друга, Милтон души не чаял в малышке Лиз. И миллионер тот поганый, лысая развалина – на кой ляд он ей сдался? К деньгам Джулия относилась спокойно, купить ее старый хрен не мог. Непостижимо.

Одновременно сыпались беды и неприятности помельче. Издательство отказалось от второй книги Милтона, хотя первая – популярный труд о декоративных минералах, облеченный в форму фантастического романа – принесла изрядную прибыль. Затем в университете разгорелся скандал: Милтону приписали сожительство со студенткой. Чушь. Девица была страшна как смертный грех; однако нашлись свидетели, и кафедра отказалась от услуг молодого блестящего преподавателя. Мать, которая обожала старшего сына и всю жизнь им гордилась, прислала негодующее письмо, отрекаясь от «беспутного негодяя, который пошел по стопам отца, бросил жену с ребенком и ударился в бесстыдный блуд». И как венец всего этого, сгорела квартира, которую год назад Милтон купил для брата. Соседи обвинили Стэнли в поджоге; дело потихоньку рассосалось, однако страховку Милтон не получил.

А теперь вот Стэнли снова ударило. Что на этот раз?

– Братишка, – позвал Милтон, запустив кофеварку. – Поди-ка сюда.

В прихожей слышалось какое-то движение. Милтон выглянул из кухни – и сердце оборвалось. Стэнли обеими руками вцепился в косяк ведущей в гостиную двери и бился виском о его край. Лицо застыло в болезненной гримасе, глаза остекленели, и от мерного, механического движения бьющейся о косяк головы Милтону стало жутко.

– Да ты… Черт!..

Чтобы оторвать брата от косяка, пришлось ударить по предплечьям. Руки обвисли, Стэнли пошатнулся, потеряв опору. Милтон оттащил его в гостиную и уложил на диван. Ободранный висок кровоточил, стеклянные глаза не мигали, голова моталась из стороны в сторону.

– Ну, будет тебе, успокойся. – Отхлестать братишку по щекам рука не поднялась. Милтон присел рядом с ним на диван, надеясь, что Стэнли вот-вот придет в себя.

Из кухни донеслось бормотание кофеварки, поплыл аромат льющегося кофе.

Стэнли затих, невидящий взгляд уставился в потолок.

Кофеварка в кухне зашипела и начала плеваться паром. Таймер не сработал; сгорит, подумал Милтон и поднялся на ноги.

Запекшиеся губы Стэнли шевельнулись.

– Милт…

– Сейчас приду, – он вышел из комнаты, неосознанно пытаясь оттянуть миг, когда на него обрушится новая беда. – Кофеварка сгорит.

Я сумасшедший, мелькнуло в мыслях. Что мне кофеварка, если рухнул весь мир?

– Милт, я…

– Помолчи! – крикнул он из кухни.

Выдернул из розетки шнур, бросил на стол. Пронзенное вечерним солнцем окно вдруг расплылось перед глазами, задрожало ярким пятном.

– Милт, – снова позвал Стэнли глухим, мертвым голосом.

– Иду. – Он тряхнул головой, на лету поймал свалившиеся очки, нацепил и вернулся в гостиную. – Ну, что стряслось?

– Я убил человека, – вымолвил младший брат.

Милтон внезапно перестал его различать – как будто упали очки и он со своей близорукостью оказался совершенно беспомощен. Он перевел дыхание, потер лоб и виски. Зрение понемногу возвращалось.

– Что ты врешь? – спросил он как мог хладнокровнее.

Стэнли сел, привалился плечом к спинке дивана. Модно подстриженные темные волосы скрыли виски, но возле уха виднелась струйка натекшей крови. Девятнадцатилетний парнишка нехорошо повзрослел, осунувшееся лицо стало озлобленным и упрямым.

– Я убил человека, – повторил он.

Милтон скрестил руки на груди. Со стороны поглядеть – новость его как будто не взволновала. Надо держаться, хотя бы один из двоих должен сохранять самообладание и не терять головы.

– Ладно, убил так убил. Сейчас я тебе – кофе с бренди, а после расскажешь.

Он снова ушел на кухню, насыпал сахару, налил полчашки кофе и доверху добавил бренди. Размешал, вернулся в гостиную, напоил брата. Стэнли отошел немного, глаза ожили.

– Ну, рассказывай. Что ты учинил?

Стэнли отвернул голову; его передернуло.

– В ресторане, – глухо сказал он и надолго умолк. Милтон уже думал, что не услышит продолжения, однако младший брат пересилил себя: – Тот тип сбесился. Полез на эстраду. Я пою, а он привалил…

Пару месяцев назад Стэнли начал выступать с оркестром в ресторане «Мажи Ориенталь», исполнял стилизованные «под Восток» песни, которые сам сочинял. Уже наклевывался первый успех: на него обратили внимание, пригласили сделать запись на студии. Недурной голос, привлекательная внешность, обаяние молодости, подкупающая, полная юношеского азарта манера исполнения позволяли надеяться, что из него выйдет толк. Вот и вышел.

– Тип полез на эстраду – а дальше? – спросил Милтон.

– Лапать начал! – огрызнулся Стэнли. – Зал ржет, оркестр наяривает… служба безопасности дрыхнет.

– Ты его оттолкнул?

– Ну… в общем, да. Поддал порядком. Чтоб не распускал клешни. – Стэнли нервно усмехнулся. – Он и сверзился вниз, да башкой об пол.

Милтон понурился. Угораздило же парня.

– Милт. – У Стэнли едва ворочался язык. – Меня посадят?

– Не обязательно. Убийство по неосторожности…

– А если я спрыгнул за ним и добавил? Он дергался и вопил, а я ему вмазал ногой.

Милтон вскинул глаза.

– Ты рехнулся?

– Нет. – Слово упало, холодное и колючее, как осколок льда.

– Зачем ты ударил еще?

– Чтобы… чтобы… – Стэнли затрясло. Коротко взвыв, он прижал к лицу кулаки, повалился на бок, скатился с дивана. – Я не хотел! Это не я… – стонал он и бился головой о ковер. – Я не могу… ногой в лицо… В лицо – не могу!

Милтон придержал его за плечи. Мир сошел с ума: сперва Джулия, за ней издательство, кафедра, мать. А теперь еще и Стэн впридачу. Что делать? Братишка вляпался по уши. О самообороне речи нет, это натуральное убийство с отягчающими… Адвокаты сожрут последние деньги; на счету осталось кот наплакал… Кругом все спятили – но кому это докажешь?

Стэнли утих, поднялся с пола, заполз обратно на диван. Поглядел на старшего брата, как бывало в детстве, когда нашкодит и попадется, – виновато и одновременно с надеждой.

– Чертушка, – вымученно улыбнулся Милтон. – Я позвоню в ресторан. – Он присел в кресло, снял трубку и набрал номер «Мажи Ориенталь». – Алло, Кэти? Привет, малыш. – Молоденькая секретарша директора была неравнодушна к обоим Стэрам, особенно к старшему. – Как там мой братец? Нельзя позвать?

Легкий тон был призван показать, что Милтон и слыхом не слыхал ни о каком убийстве. Девушка купилась.

– Ох, мистер Стэр, не знаю, как и сказать… У нас такая неприятность! Стэнли – с ним не все ладно. Понимаете, он… он был трезвый, это все говорят. И ни с того ни с сего – такое!

– Какое? Что с ним?

– Он… сейчас объясню, – тянула Кэти, давая собеседнику возможность подготовиться к дурным вестям. – Девочки говорят – он как с ума сошел. Пел себе, пел – и вдруг прыг со сцены, с криком. Сгреб стул да как ахнет по столику! Стекло брызнуло на ползала – тарелки, бокалы. Он бросил стул – и бежать. Клиенты врассыпную. – Смешливая Кэти не удержалась и фыркнула. – Пару столиков свернул, даму опрокинул… Скандал! На выходе поймали, Ник думал его удержать. Ника знаете, да? Такой громила – Стэнли перед ним, как… не знаю, кто. Короче, по всему вестибюлю прокатились, он Нику нос расквасил, вырвался – и ходу. Только его и видели. Хотели в полицию звонить – не ровен час, еще где набедокурит, да только, знаете… Пока с клиентами объяснялись, приносили извинения, компенсацию сразу… В общем, до полиции руки не дошли. Но мистер Стэр, его надо искать.

– Спасибо, Кэти.

Милтон положил трубку. Посидел, не глядя на брата, затем поднялся и прошел в кухню – плеснуть себе бренди. Руки дрожали.

– Милт, – младший брат появился в дверном проеме. – Что она сказала?

Милтон ощутил яростное желание схватить кофеварку и врезать ему по физиономии. Вместо этого хлебнул кофе с бренди, опустил чашку на столик. Значит, остаток денег сожрут психиатры. А если сумасшествие заразно, если бесчинствует какой-то неизвестный микроб – тогда и врачи не помогут. Сбежать бы куда подальше, где не водится эта бацилла безумия, где никто на тебя не окрысится или – как Стэн – не припишет себе убийство… А может, он все-таки убил, а Кэти помешалась и наболтала вздор?

– Давай удерем? – безнадежно предложил младший брат. Точно мысли прочитал.

– Давай, – вздохнул Милтон. Сел к столику, подпер руками чугунную голову. – Сейчас. Посижу чуток – и удерем.

Стэнли вытянул из-под стола табуретку, устроился рядом.

– У меня все путается, – признался он. – Я даже толком не помню, как чего…

Милтон промолчал. Стэнли расценил его молчание как враждебное. Запинаясь, попросил:

– Не сердись. Мне кажется… я словно рехнулся. В башке двоится. Точно все приснилось – и тип этот, и как я его… И тут же – как будто просто драпанул из ресторана. Подрался с вышибалой… Я совсем сумасшедший, – закончил он тоскливо. – Ох!

Оба вздрогнули от звонка в дверь.

– Полиция, – обреченно вымолвил Стэнли. – Откроешь?

Милтон прикинул, не сиганет ли братишка в окно с восьмого этажа – пожалуй, нет, не тот настрой – и вышел в прихожую. Глянул в глазок. На лестничной площадке стоял человек – и вовсе не в полицейской форме. Незнакомец снова коротко позвонил.

Милтон открыл дверь. На незнакомце был дорогой спортивный костюм, серый с зеленой отделкой; куртка расстегнута, под ней – песочного цвета свитер. Такие же песочные волосы падают на лоб, глаза прячутся за коричневыми стеклами очков. Прямой греческий нос, чисто выбритый твердый подбородок; лицо молодое, но утомленное, помятое. Пришелец неожиданно улыбнулся мягкой, слегка растерянной улыбкой.

– Простите, – сказал он с заметным акцентом. – У вас под дверью лежали ключи. – Он предъявил два ключа с брелоком в виде эмблемы университета, в котором еще неделю назад Милтон преподавал минералогию.

– Спасибо. Это брат уронил, – Милтон вспомнил, как слышал звук брякнувшего по камню металла. Незнакомец вроде бы чего-то ждал. – Что-нибудь еще?

– Простите, – снова извинился тот. – Меня зовут Дау. Мне дали ваш адрес в «Мажи Ориенталь», – он тщательно выговаривал слова. – Я хотел побеседовать о вашем брате.

– Проходите, – Милтон отступил с порога, позволяя незваному гостю войти.

В прихожую выглянул Стэнли – лицо белое, самого трясет. Дау остановился посреди прихожей. Стэнли уставился на пришельца; губы запрыгали.

– Милт… это… это же он! Тот самый!..

– Я очень рад. – Милтон захлопнул дверь и пригласил: – Сюда, пожалуйста. – Он указал на открытую дверь гостиной.

Дау двинулся в комнату.

– Что за черт? – Стэнли смятенно обернулся к брату. – Я же… в ресторане… – он задохнулся.

– Сейчас разберемся. – Милтон хлопнул его по плечу и прошел вслед за гостем. – Присаживайтесь.

Дау остановился у стеллажа с книгами. Стеллаж был во всю стену, от пола до потолка; книги по минералогии, геологии, географии, классика, художественные альбомы. На одной из полок фотография – Джулия с Лиз на руках. Джулия, яркая брюнетка, смеялась, а светловолосая, сероглазая Лиз – копия отца – смотрела серьезно, с недетским достоинством. Малышка была в маминой шляпе и оттого в свои три года выглядела на все шесть.

Дау поглядел на снимок, затем отвернулся, нервным движением снял очки. Без темных стекол его глаза оказались огромными; Милтона оторопь взяла. В жизни не видал подобных глаз – сплошь зеленовато-коричневых, нечеловеческих.

Гость смешался.

– Я… не совсем то, что вы думаете, – начал он. Дау явился сюда по делу, однако при виде фотографии оно вылетело у него из головы. Он собрался с мыслями, поглядел на застрявшего в дверях Стэнли и обратился к Милтону: – Мистер Стэр, ваш брат не вполне здоров…

– Милт, это пришелец, – заявил Стэнли. – Инопланетянин.

– В сущности, да, – подтвердил Дау, снова бросил взгляд на фото Джулии с дочкой. – Но я хотел поговорить не об этом. Мистер Стэр, я был в «Мажи Ориенталь», когда с вашим братом случился припадок. Видите ли, я, как у вас говорят, экстрасенс…

– Стоп. – Милтон опустился на диван, с силой сжал виски. Предметы в комнате раздвоились, стали шире, приобрели странную прозрачность по бокам. – Стэн, бренди. В кухне. Неси сюда. Пришелец?

– Ну да. Так вот, я могу ему помочь…

– Пришелец? – повторил Милтон, явственно ощущая, как диван под ним отрывается от пола и начинает парить в воздухе. За последние дни произошло столько невозможных событий, что он готов был поверить даже в пришествие инопланетян. Тем более, что Дау, с его громадными глазами, вполне тянул на гуманоида с иной планеты. – Безумие какое-то… – Милтону подумалось, что либо он спятил, вслед за своими близкими, либо это чей-то злой розыгрыш. Злой – не то слово…

Стэнли принес с кухни бутылку с бренди и три широких бокала, которые надел на пальцы. Он составил бокалы на кофейный столик, деловито разлил бренди. Лицо светилось.

– Милт, если Дау нас пригласит, мы улетим отсюда ко всем чертям.

– А если не пригласит?

– Все равно улетим. Правда? – Стэнли протянул гостю бокал с темно-желтой жидкостью.

Дау взял бокал, вновь оглянулся на стеллаж. Фотография неодолимо его притягивала.

– Вы возьмете нас с собой? – спросил Стэнли, ни минуты не сомневаясь, что ему не откажут.

«Нет», – хотел сказать Милтон, различив в Дау внутреннее напряжение, некую ложь.

– Если командир позволит – наш корабль к вашим услугам, – ответил пришелец.


* * *

Лоцман захлопнул книгу.

– Зло берет. Попались, как малые дети!

– О чем ты? – не понял Ингмар.

– Я говорю: все их беды – от Дау. Он же экстрасенс. Сводит людей с ума, заставляет творить Змей знает что. Хорош гусь! Совестливый, так его и растак: на фото оглядывается, хвост поджимает. У него, видите ли, приказ, но ему стыдно.

– Н-да… – протянул Ингмар. – Однако Рафаэль прав: в нашем хозяйстве это единственная книга, которая сделана по-настоящему.

Лоцмана охватило желание немедля что-то предпринять. Он стиснул «Последнего дарханца» в ладонях.

– Твой туман, ведущий в иномирье, – северянин поглядел ему в глаза, – ощущение от него похоже на это?

– Ни капли. В нем разноцветные искры, кадры… Он – добрый, без убийства. – От волнения он говорил бессвязно. – Поехали – я тебе покажу! – Лоцман метнулся было к дверному проему, но актер остановил его, крепко взяв за плечо; в потемневших глазах синела тревога.

– Так что тебе сказала Хозяйка?

Лоцман сбросил его руку. Беспокойство сделалось нестерпимым и требовало действия: промчаться по ступеням, оседлать «дракон», сломя голову куда-то полететь… не куда-то, а к туннелю в горе. Если мир сотворен Богиней – значит, она же создала ход в иномирье, а раз чужой мир зовет Лоцмана – значит, ей угодно, чтобы Лоцман там оказался.

Но разве охранитель мира имеет право оставить своих актеров? Съемки не могут идти без него, это закон жизни.

Он стоял, сжимая в руках непонятную, бередящую душу книгу, изнемогая от желания сорваться и бежать – и в то же время не в силах тронуться с места из боязни нарушить свой долг.

– Лоцман, – настойчиво окликнул Ингмар, – что она сказала?

– Что все поняла. – Он пошатнулся: каменная плита под ногами неожиданно просела и накренилась. – И что отныне я – мертвый Лоцман.

Северянин поглядел непонимающе. Затем с лица вдруг сбежала краска.

– Вот оно что, – прошептал он потрясенно. – Тебя… – Ингмар поперхнулся. – Богиня… – приступ раздирающего грудь кашля заставил его замолчать. – Не могу, – горько вымолвил актер, отдышавшись. – Прости; я не могу сказать, что… – он схватился за горло, захрипел, пошатнулся.

Выронив книгу, Лоцман кинулся его поддержать.

– Да молчи ты, Змеево отродье!

– Молчу, – северянин отер со лба испарину. – Ты поверишь без объяснений? Сделаешь, что я попрошу?

Лоцман не знал, что ответить. Ингмар намерен потребовать чего-то небывалого, несовместимого с именем охранителя мира и его долгом перед актерами – однако северянину ведомо нечто важное, недоступное Лоцману.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/elena-voron-11435216/locman-na-prodazhu/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Если это и неправда, то хорошо придумано (итал.).



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения